К вопросу об этнической популяции бурят в аспекте генетической идентификации личности

Publication in electronic media: 11.06.2009 under http://journal.forens-lit.ru/node/68
Publication in print media: Актуальные вопросы судебной медицины и экспертной практики, Барнаул-Новосибирск 2008 Вып. 14

Е.Н. Исаева, Ю.С. Исаев

г. Иркутск

Пути появления на исторической арене тех или иных народов интересны не только тем, кто профессионально изучает эволюционную историю человечества, происхождения рас и отдельных этнических групп, но и широкому кругу любознательных людей. Антропологи, археологи, лингвисты, этнологи по крупицам собирают свидетельства антропологических связей, чтобы воссоздать общую картину развития человечества и локальных этносов. В последние годы к этим специалистам подключились генетики, которые оперируют в своих исследованиях наследственным материалом – ДНК. По сходству и различию геномов людей разной этнической принадлежности генетики разрабатывают собственные гипотезы происхождения коренного населения той или иной области земного шара. Таким образом, уточняется история этносов, реконструируемая по антропологическим данным, памятникам археологической культуры, языковой общности.

История коренных народов Северной и Центральной Азии связана с развитием аборигенных неолитических племен и с бурными этногенетическими событиями на юге Сибири, с великими переселениями народов, когда носители культур бронзы и железа проникали на Крайний Север. Значительную роль играло так же внедрение отдельных групп южного происхождения в среду северных этносов. И хотя этнические черты более или менее отчетливо начинают проступать в бронзовом веке, генетическая история народов уходит своими корнями в гораздо более древние эпохи.

Согласно археологическим и палеоантропологическим данным, Северную Азию человек современного типа начал заселять с верхнего палеолита (21-23 тыс. лет до н.э.). Однако число известных археологических памятников этих территорий невелико, и все они сравнительно однородны, за исключением двух стоянок – Мальты и Бурети на Ангаре и ее притоке Белой. Археологи отмечают, что там традиции в пещерной живописи, обработке камня напоминают европейские. Хотя палеоантропологические находки этого времени довольно редки и фрагментарны, все же в целом они свидетельствуют о доминировании монголоидных признаков у древнего населения Северной и Центральной Азии. Между тем ряд фактов указывает на то, что степная часть Центральной Азии – от Алтая, Хакасии, Тувы и до Внутренней Монголии – издревле была ареной взаимодействия групп монголоидного и европеоидного происхождения и представляла собой зону различных очагов европеоидного расообразования. Комплекс антропологических черт монголоидной расы у северо- и центрально-азиатского населения тоже неоднороден. Связано это с тем, что в эпоху позднего палеолита в Азии формировался восточный очаг расообразования, а дальнейшая дифференциация монголоидов происходила в нескольких очагах. Один из них располагался в Центральной Азии и Забайкалье и рассматривался антропологами в качестве прародины сибирской общности народов. Последовательная дифференциация населения региона, начавшаяся в неолите, привела к возникновению многих расовых типов, которые наблюдаются у современных этносов Сибири.

Территорию Восточной Сибири населяет обширная и довольно изолированная популяция бурят. Актуальность составления этнической карты бурят, ее значение для понимания процессов этногенеза и консолидации бурятских родоплеменных групп в единую народность ученые понимали еще в 20-30 годы прошлого века. Многие исследователи рассматривали бурят как единое целое или как «этнический конгломерат», спаянный общими интересами и общностью культуры. Среди бурят распространена легенда о происхождении трех основных племен Прибайкалья от легендарных предков – Булагата, Эхирита и Хоредоя, а основной массы родов – от их сыновей и внуков. Все остальные родоплеменные группы считаются более поздними пришельцами. У бурятского народа было в обычае прививать детям любовь к родной старине, передавать им свои знания родословного древа, связанные с ним легенды, предания и сказания. У родовых отношений была важная функция – функция регулирования семейно-брачных отношений, продолжения рода, что было связано с целой серией сложных обрядов, определенной системой родства, запретов и табу.

Сплошное этническое картирование отдельных улусов с одновременной записью родословных показало устойчивую картину строго определенных брачных связей с другими группами. В прошлом у бурят и их предков существовала так называемая кольцевая триада системы родства: мужчина из рода А, взявший жену из рода Б, уже не имел права выдать свою сестру в этот род замуж.

Следовательно мужчина из рода Б должен искать себе жену в третьем роде В, а мужчина из рода В мог жениться на женщине из рода А. Кольцевая триада – сложное и противоречивое образование: с одной стороны, это закрытая система – для ее существования достаточно трех родов, с другой - открытая, так как основана на однонаправленном характере родства, в котором зять – всегда чужой человек, «хурыген» (в буквальном переводе – «сосед по ограде, т.е. представитель чужого рода»), с которым данный род может вступать в родство, отдавать в этот род своих женщин. Брать же жен можно только в роде тестя, тоже их чужого рода. Cледовательно, любой чужой род в данной системе мог оказаться родом или тестя, или зятя.

Жесткие брачные запреты вызывали необходимость хорошего знания родословных. Люди, имевшие общего предка в 14-м поколении, уже не считались близкими родственниками и могли вступать в брак. Потомок в 14 поколении мог образовывать новый род под своим именем. Очень слабым считалось родство в 9-м поколении. Через 9 поколений род также мог разделиться. В отдельных случаях попускалось вступление в брак потомкам одного рода в 5-м поколении. Если род быстро возрастал в численности, то он мог разделиться на подроды в 5-м поколении. Каждый подрод носил имя своего основателя.

При разделении рода существовал специальный обряд, сохранившийся до начала ХХ века. Достаточно разросшийся род через своих родовичей решал вопрос о необходимости его разделения. В назначенный день все старейшие представители рода съезжались, молились предкам и на границе родовых участков ломали надвое котел и лук, указывая при этом, что как две половины котла и две половины лука никогда не составят больше целого предмета, так и две ветви рода никогда больше не составят одного рода.

Судя по родословным преданиям, основная масса бурятских родовых групп расселилась в Прибайкалье и освоила места современного обитания еще до прихода русских в начале ХV в. Вторичный процесс сегментации родов происходил на протяжении ХV-XVII вв., часть новых родов уходила в Центральную Азию и в ряде случаев возвращалась на старые места, когда русские уже колонизовали Прибайкалье.

Среди ученых длительное время идет дискуссия по поводу времени консолидации бурят в единую народность. Большинство исследователей склоняются к мнению, что это произошло уже в составе Российского государства – XVII-XVIII вв. Однако существует мнение, что процесс складывания единой народности надо относить к дорусскому периоду истории бурят, хотя он и оставался еще не завершенным. И материальная и духовная культура населения была в своей основе единой. Единым был язык. У исследователей нет никаких свидетельств о существенных различиях в говорах отдельных этнических групп бурят, в том числе и поздних пришельцев.
Такова в общих чертах этнокультурная ситуация, которая лежала в основе этнообразовательного процесса Прибайкалья. На этом этапе вся совокупность важнейших компонентов хозяйственно-культурных традиций, этнического развития и лингвистической близости, в конечном счете, образовала предковую основу последующего процесса формирования культурно-исторической общности родовых групп бурят.

Как известно, объективным носителем этнокультурного наследия в различные исторические эпохи был сам человек. Но существует и биологическая сторона его природы, когда одновременно он составляет часть естественноисторической общности людей, генетически связанных между собой разной степенью родства. В геноме человека заложены его внутренние и внешние особенности, а родственная группа людей обладает своим определенным комплексом этих особенностей. Замечено, что в силу географических и исторических причин в отдельных этнических группах частота проявления наследуемых признаков варьирует по-разному. Именно характер распределения тех или иных генов среди представителей определенной общности людей многое может рассказать об этнической истории народа, его миграциях контактах, или обособлениях в разные периоды.

Генетический полиморфизм, как нормальное состояние любой локальной популяции и человечества в целом, не возникает мгновенно, а представляет итог генетических процессов, совершающихся на всех уровнях организации- от молекулярно-генетического до популяционного. Эти процессы порождаются воздействием мутационного, селективного, миграционного и других факторов на генетическую структуру популяции и в сложном взаимодействии сливаются в единый популяционно-генетический процесс. Направляемый и регулируемый состоянием окружающей природой, а для популяций человека – и социальной среды, этот процесс генетически дифференцирует, или, напротив, сближает популяции в пространстве, связывает поколения и вместе с тем изменяет их генетические свойства.

Не имея возможности следить за ходом генетического процесса во времени, можно увидеть его в географическом и этноисторическом пространстве. Очевидно, что недостаточно исследовать географическое пространственное распределение какого-либо отдельно взятого гена. Каждый ген, обладая собственной уникальной функцией и, наследуясь независимо от других, будет обладать и относительно независимой эволюционной судьбой. Развертываясь во времени, единицей измерения которого служит поколение, несущее не только биологическую, но и социальную информацию, генетический процесс становится составной частью общеисторического процесса развития и преобразования популяций человека. Поэтому необходимо геногеографическое исследование основывать на наблюдениях множества генов, характери-зующихся определенной частотой во множестве популяций нашей страны. Анализ популяционного генофонда является одной из трех задач генетиче-ского анализа, наряду с анализом генотипа и свойств отдельных генов.

Изучение генетического разнообразия и аллельного полиморфизма полиморфных локусов генома конкретной этнической популяции, становится более актуальным в аспекте судебно-медицинской индивидуализации личности. Практическое значение для целей генетической индивидуализации личности (как предпосылки для ее идентификации) имеют отнюдь не любые гены, а только такие, у которых много аллельных форм. Каждый аллель в исследуемых образцах можно точно идентифицировать, сравнив положение полос амплифицированных фрагментов с положением полос в аллельном маркере. В случае совпадения аллелей идентифицируемого и объектов сравнения необходимо провести ее вероятностную оценку. Очевидно, что вероятность правильной идентификации будет определяться частотами аллелей, и, следовательно, зависит от правильного определения этнотипа идентифицируемого индивида. На территории Российской Федерации проживают десятки различных народностей и национальностей, поэтому для корректной оценки выявленного совпадения необходимо иметь базу данных генотипов людей из разных уголков нашей страны. Таким образом, ключевым моментом при использовании метода ДНК-типирования для проведения молекулярно-генетических экспертных исследований является установление статистических частот встречаемости аллелей полиморфных локусов, применительно к судебно-медицинской практике, их частотному распределению в конкретной популяционной группе, создание национальных региональных баз данных полиморфизма ДНК, что позволит объективно интерпретировать молекулярно-генетические экспертные исследования.